|
чтобы с ужасом, - это было бы слишком сильное чувство, - но с отвращени-
ем - явление весьма редкое в таком возрасте.
Чего ей было желать? Все у нее было: богатство, знатность, происхож-
дение, ум, красота, - всем этим, как уверяли ее окружавшие и как она
знала сама, ее щедро наделила воля случая.
Вот каким размышлениям предавалась эта самая за" видная наследница во
всем Сен-Жерменском предместье, когда она вдруг почувствовала, что ей
доставляют удовольствие прогулки с Жюльеном. Ее изумляла его гордость:
она восхищалась тонкостью ума этого простолюдина. "Он сумеет попасть в
епископы, как аббат Мори", - думала она.
Вскоре это искреннее и отнюдь не наигранное упорство, с которым наш
герой оспаривал некоторые ее мысли, заинтересовало ее; она задумывалась
над этим; она посвящала свою приятельницу во все подробности своих раз-
говоров с ним, и ей казалось, что она никак не может передать их подлин-
ный характер, их оттенки.
И вдруг ее озарила мысль: "Мне выпало счастье полюбить, - сказала она
себе однажды в неописуемом восторге. - Я люблю, люблю, это ясно. Девушка
моего возраста, красивая, умная, - в чем еще она может найти сильные
ощущения, как не в любви? Как бы я ни старалась, я никогда не смогу по-
любить ни этого Круазенуа, ни Келтоса, ни tutti quanti [27]. Они безуко-
ризненны, и, пожалуй, слишком безукоризненны. Словом, мне с ними скуч-
но".
Она стала припоминать про себя все описания страсти, которые читала в
"Манон Леско", в "Новой Элоизе", в "Письмах португальской монахини" и
т.д. Речь шла, само собой разумеется, о высоком чувстве: легкое любовное
увлечение было недостойно девушки ее лет и ее происхождения. Любовью она
называла только то героическое чувство, которое встречалось во Фракции
времен Генриха III и Бассомпьера. Такая любовь неспособна была трусливо
отступить перед препятствиями; наоборот, она толкала на великие дела.
"Какое несчастье для меня, что у нас сейчас не существует настоящего
двора, как двор Екатерины Медичи или Людовика XIII! Я чувствую, что спо-
собна на все самое смелое, самое возвышенное. Чего бы я только не сдела-
ла для такого доблестного короля, как Людовик XVI, если бы сейчас такой
король был у моих ног! Я повела бы его в Вандею, как любит говаривать
барон де Толли, и он оттуда отвоевал бы свое королевство. Тогда уж ника-
кой Хартии не было бы... А Жюльен бы мне помогал. Чего ему недостает?
Только имени и состояния! Он создал бы себе имя, создал бы и состояние.
У Круазенуа есть все, но он всю свою жизнь будет только герцогом, по-
луроялистом, полулибералом, всегда чем-то неопределенным, средним, по-
дальше от всяких крайностей, а следовательно, всегда на втором месте.
Да может ли быть какое-нибудь великое деяние, которое не было бы
крайностью в ту минуту, когда его совершают? Вот когда оно уже соверше-
но, тогда его начинают считать возможным и обыкновенные люди. Да, любовь
со всеми ее чудесами владычествует в моем сердце; я чувствую, это ее
пламень воодушевляет меня. Провидение должно было ниспослать мне эту ми-
лость. Не напрасно же оно соединило в одном существе все преимущества.
Мое счастье будет достойно меня. Каждый день моей жизни не будет бесс-
мысленным повторением вчерашнего дня. Осмелиться полюбить человека, ко-
торый так далеко отстоит от меня по своему общественному положению, -
уже в этом есть величие и дерзание. Посмотрим, будет ли он и впредь дос-
тоин меня. Как только я замечу в нем какую-нибудь слабость, я тотчас же
брошу его. Девушка из столь славного рода, с таким рыцарским характером,
какой приписывают мне (так выразился однажды ее отец), не должна вести
себя, как дура.
А именно на эту роль я была бы обречена, если б полюбила де Круазе-
нуа. Это было бы точь-в-точь повторением того счастья, которым наслажда-
ются мои кузины, как раз то, что я от души презираю. Мне заранее извест-
но все, что мне будет говорить этот бедняжка маркиз, и все, что я должна
буду ему отвечать. Что же это за любовь, от которой тебя одолевает зево-
та? Уж лучше стать ханжой. Подумать: подпишут брачный контракт, как это
|
|