|
представлявшие собой предмет заветных стремлений других членов семьи, не
имели для нее никакой цены, она всегда казалась всем необычайно хладнок-
ровной. Аристократический салон приятен тем, что, выйдя из него, человек
может упомянуть о нем при случае, - и это все. Полное отсутствие мысли,
пустые фразы, настолько банальные, что превосходят всякое ханжество, -
все это может довести до исступления своей тошнотворной приторностью.
Вежливость и только вежливость - сама по себе вещь достойная, но лишь на
первых порах. Жюльен испытал это после того, как первое время был ею
изумлен, очарован. Вежливость, говорил он себе, - это только отсутствие
раздражения, которое прорывается при дурных манерах. Матильда часто ску-
чала; возможно, она скучала бы совершенно так же в любом ином месте. И
вот тут-то придумать какое-нибудь колкое словечко доставляло ей истинное
развлечение и удовольствие.
И, может быть, только для того, чтобы изощряться в этом над более за-
нятными жертвами, чем ее почтенные родители, академик да еще пять-шесть
приживалов, которые заискивали перед ней, она и подавала надежды маркизу
де Круазенуа, графу де Келюсу и еще двум-трем в высшей степени достойным
молодым людям. Это были для нее просто новые мишени для насмешек.
Мы вынуждены с огорчением признаться, - ибо мы любим Матильду, - что
от кой-кого из этих молодых людей она получала письма, а иной раз и от-
вечала им. Спешим добавить, что в современном обществе с его нравами эта
девушка составляла исключение. Уж никак не в недостатке благонравия мож-
но было упрекнуть воспитанниц аристократического монастыря Сердца Иису-
сова.
Однажды маркиз де Круазенуа вернул Матильде довольно неосмотрительное
письмо, которое она написала ему накануне; проявляя столь мудрую осто-
рожность, он надеялся подвинуть вперед свои дела. Но Матильду в этой пе-
реписке пленяло именно безрассудство. Ей нравилось рисковать. После это-
го она не разговаривала с ним полтора месяца.
Ее забавляли письма этих молодых людей, но, по ее словам, все они бы-
ли похожи одно на другое. Вечно одни и те же изъявления самой глубокой,
самой безутешной любви.
- Все они на один лад, рыцари без страха и упрека, готовые хоть сей-
час отправиться в Палестину, - говорила она своей кузине. - Можно ли
представить себе что-нибудь более невыносимое? И такие письма мне предс-
тоит получать всю жизнь! Ведь стиль этих посланий может изменяться ну
разве что раз в двадцать лет, в соответствии с родом занятий, на которые
меняется мода. Уж, верно, во времена Империи они все-таки были не так
бесцветны. Тогда молодые люди из светского общества либо наблюдали, либо
совершали сами какие-то дела, в которых действительно было что-то вели-
кое. Мой дядя герцог Н. был в бою под Ваграмом.
- Да разве требуется какой-нибудь ум, чтобы рубить саблей? - возрази-
ла мадемуазель Сент-Эридите, кузина Матильды. - Но уж если кому это до-
велось, так они вечно только об этом и рассказывают.
- Так что же! Эти рассказы доставляют мне удовольствие. Участвовать в
настоящем сражении, в наполеоновской битве, когда на смерть шли десять
тысяч солдат, - это доказывает истинную храбрость. Смотреть в лицо опас-
ности - возвышает душу и избавляет от скуки, в которой погрязли все мои
несчастные поклонники, - а она так заразительна, эта скука! Кому из них
может прийти мысль совершить что-нибудь необыкновенное? Они добиваются
моей руки, - подумаешь, какой подвиг! Я богата, отец мой создаст положе-
ние зятю! Ах, если бы он нашел мне кого-нибудь хоть чуточку позанятнее!
Образ мыслей Матильды, живой, ясный, красочный, влиял несколько разв-
ращающе на ее язык, как вы это можете заметить. Частенько какое-нибудь
ее словечко коробило ее благовоспитанных друзей. И если бы только Ма-
тильда не пользовалась таким успехом, они чуть ли не открыто признались
бы в том, что у нее иногда проскальзывают кое-какие сочные выражения,
отнюдь не совместимые с женской деликатностью.
А она, в свою очередь, была жестоко несправедлива к этим изящным ка-
валерам, которыми кишит Булонский лес. Она смотрела на будущее не то
|
|