зался ему очаровательным.
   "Может ли быть, - подумал Жюльен, - чтобы этот юноша своими  оскорби-
тельными шутками заставил меня бежать из этого дома?"
   Разглядывая графа Норбера, Жюльен заметил, что он был  в  сапогах  со
шпорами... "А я должен быть в туфлях, очевидно, как низший?" Все сели за
стол; Жюльен услышал, как маркиза, повысив голос, сделала кому-то  стро-
гое замечание. И почти в ту же минуту он заметил  молодую  особу,  очень
светлую блондинку, необыкновенно стройную. Она подошла к  столу  и  села
напротив него. Она ему совсем не  понравилась;  однако,  поглядев  более
внимательно, он подумал, что никогда еще не видел таких  красивых  глаз;
но только они изобличали необыкновенно холодную душу. Потом Жюльен  уло-
вил в них выражение скуки, которая пытливо приглядывается, но непрестан-
но помнит о том, что ей надлежит быть величественной. "Вот у госпожи  де
Реналь были очень красивые глаза, - думал он, - ей все говорили об этом,
но в них нет ничего общего с этими глазами". У Жюльена было еще  слишком
мало опытности, чтобы понять, что огоньки, загоравшиеся иногда в  глазах
мадмуазель Матильды, - он слышал, что ее так называли,  -  были  не  чем
иным, как огнем остроумия. А когда загорались глаза г-жи  де  Реналь,  -
это было пламя страсти или огонь благородного негодования, охватывавшего
ее, если при ней рассказывали о какомнибудь возмутительном  поступке.  К
концу обеда Жюльен нашел словечко, которое хорошо  определяло  особенную
красоту глаз м-ль де Ла-Моль. "Они у нее искрометные", - сказал  он  про
себя. А в общем, она  была  ужасно  похожа  на  мать,  которая  казалась
Жюльену все более и более противной, - и он перестал  на  нее  смотреть.
Зато граф Норбер казался ему обворожительным во всех отношениях.  Жюльен
был до того им очарован, что ему и в голову не приходило завидовать  мо-
лодому графу или ненавидеть его за то, что граф был  богаче  и  знатнее,
чем он.
   У маркиза, по мнению Жюльена, был явно скучающий вид.
   Когда подавали вторую перемену, он сказал сыну:
   - Норбер, прошу тебя любить и жаловать господина  Жюльена  Сореля.  Я
только что взял его в свой штаб и думаю сделать из него  человека,  если
это удастся.
   - Это мой секретарь, - сказал маркиз своему соседу, - он пишет "cela"
через два "I".
   Все посмотрели на Жюльена, который слегка поклонился, главным образом
в сторону Норбера, но, в общем, все остались довольны его взглядом.
   Маркиз, по-видимому, сказал, какого рода образование получил  Жюльен,
ибо один из гостей начал допрашивать его о Горации. "Как раз  разговором
о Горации я и понравился епископу безансонскому,  -  подумал  Жюльен.  -
Видно, они никакого другого автора не знают". И с этой минуты  он  сразу
овладел собой. Это произошло безо всяких усилий с  его  стороны,  потому
что он только что решил про себя, что мадемуазель де Ла-Моль никогда  не
может быть женщиной в его глазах. А к мужчинам он после семинарии  поте-
рял всякое уважение, и не так-то им было легко запугать его. Он чувство-
вал бы себя совсем уверенным, если бы только эта  столовая  не  блистала
таким великолепием. Все дело, в сущности, было в двух зеркалах, в восемь
футов высоты каждое, на которые он время от времени поглядывал,  видя  в
них своего собеседника, рассуждавшего с ним о  Горации,  -  они-то  нес-
колько и смущали его. Для провинциала его фразы были не так уж длинны  У
него были красивые глаза, и от застенчивости взгляд их, то робеющий,  то
радостный - когда ему удавалось удачно ответить,  -  сверкал  еще  ярче.
Этот экзамен внес некоторое оживление в чинный  обед.  Маркиз  незаметно
сделал знак собеседнику Жюльена, поощряя его понажать сильней.  "Неужели
он и вправду что-то знает? - подумал маркиз.
   Жюльен, отвечая, высказывал собственные соображения и настолько прео-
долел свою застенчивость, что обнаружил не ум, конечно, - ибо это немыс-
лимо для того, кто не знает, на каком языке говорят в Париже, но то, что
у него есть какие-то свои мысли, хоть он и выражал их несколько неуклюже
и не всегда к месту, а кроме того, видно было, что он превосходно  знает