скорее незаконный сын какого-нибудь богача. Как-то я видел,  он  получил
письмо - то ли безыменное, то ли подписанное чужим именем - с  чеком  на
пятьсот франков.
   - А! Это Жюльен Сорель? - сказал маркиз.
   - Откуда вы знаете его имя? - спросил удивленный аббат и сам  тут  же
смутился от своего вопроса.
   - Этого я вам не скажу, - заметив его смущение, ответил маркиз.
   - Так вот! - продолжал аббат. - Вы могли бы попробовать сделать  себе
из него секретаря: у него есть и энергия и ум - словом, попробовать сто-
ит.
   - Почему бы и нет? - ответил маркиз. - Но только не такой ли это  че-
ловек, который способен польститься на взятку от начальника полиции  или
еще  кого-нибудь  и  станет  тут  у  меня  шпионить?  Вот,   собственно,
единственное мое опасение.
   Когда аббат Пирар успокоил его на этот счет весьма благоприятным  от-
зывом о Жюльене, маркиз вынул тысячефранковый билет.
   - Пошлите это на дорогу Жюльену Сорелю, и пусть он явится ко мне.
   - Поистине только привычка жить в Париже, господин маркиз, могла при-
вести вас к столь приятному заблуждению, - отвечал  аббат  Пирар.  -  Вы
стоите столь высоко, что даже понятия не имеете, какая тирания, тяготеет
над нами, бедными провинциалами, особенно над священниками,  которые  не
дружат с иезуитами. Они не пожелают отпустить Жюльена  Сореля  и  сумеют
отделаться разными искусными отговорками: ответят мне, что он болен, что
письмо затерялось на почте, и так далее, и так далее.
   - Я на днях возьму у министра письмо к епископу, - сказал маркиз.
   - Я забыл одну подробность, - сказал аббат. - Этот  молодой  человек,
хоть он и весьма низкого происхождения,  душу  имеет  высокую.  Никакого
проку вашим делам от него не будет, если вы заденете  его  гордость;  вы
превратите его этим в тупицу.
   - Это мне нравится, - сказал маркиз. - Я сделаю его  товарищем  моего
сына. Достаточно этого?
   Спустя некоторое время Жюльен получил письмо,  написанное  незнакомым
почерком; на конверте стоял штемпель города Шалона, и к письму был  при-
ложен чек на имя одного безансонского торговца.  Письмо  было  подписано
вымышленным именем, но,  развернув  его,  Жюльен  затрепетал:  громадная
клякса красовалась посреди страницы на тринадцатом слове - это был знак,
о котором они условились с аббатом Пираром.
   Не прошло и часа, как Жюльена позвали к епископу, где он  был  принят
поистине с отеческой добротой. Не  переставая  цитировать  Горация,  его
преосвященство в весьма изысканных выражениях поздравил Жюльена с  прек-
расной будущностью, открывающейся перед ним в Париже, ожидая, по-видимо-
му, услышать в благодарность кое-какие разъяснения по этому  поводу.  Но
Жюльен ничего не мог ему сказать, прежде всего потому, что сам ровно ни-
чего не знал, - и его высокопреосвященство проникся к нему истинным ува-
жением. Один из должностных священников епископского  подворья  составил
письмо к мэру, который поспешил сам принести подписанную  подорожную,  в
которой было оставлено чистое место для имени путешественника.
   В двенадцатом часу ночи Жюльен явился к Фуке,  который,  как  человек
здравомыслящий, выразил больше удивления, чем восторга, по поводу  перс-
пектив, которые, казалось бы, открывались перед его другом.
   - Для тебя это кончится не  иначе  как  какой-нибудь  казенной  долж-
ностью, - сказал ему этот приверженец либералов, - и это рано или поздно
приведет тебя к чему-нибудь такому, за что тебя в газетах с грязью  сме-
шают. Я о тебе здесь услышу только тогда, когда ты осрамишься.  Припомни
мои слова. Даже с чисто финансовой точки зрения лучше  зарабатывать  сто
луидоров честной торговлей лесом и быть самому себе хозяином, чем  полу-
чать четыре тысячи франков от правительства, хотя бы во главе его  стоял
сам царь Соломон.
   Но Жюльен в этих рассуждениях усмотрел только мелочную ограниченность
деревенского богача. Наконецто пришло для него время появиться на  арене