|
кой врач.
- Похоже, что скоро выступят и трамвайщики. Говорят, в городе появил-
ся Дэн Фэллон. Он прямехонько из Нью-Йорка. Думал пробраться тайком, а
рабочие узнали, когда он выехал из Нью-Йорка, и следили за ним все вре-
мя. Да и как не следить! Он всегда тут как тут, раз дело касается трам-
вайщиков. И сколько стачек он сорвал! У него есть в запасе целая армия
штрейкбрехеров, и он по мере надобности перебрасывает их с места на мес-
то в особых поездах. Окленд еще не видел таких рабочих беспорядков, как
теперешние. А что еще будет! Небу жарко станет!
- В таком случае береги себя. Билли. А то я и тебя потеряю.
- Ах, пустяки! Я умею быть осторожным. Да к тому же не думаю, чтобы
мы проиграли. У нас есть некоторые шансы на успех.
- Но вы их потеряете, если начнете убивать людей.
- Да. Мы постараемся этого избежать.
- Не нужно насилия.
- Револьверов и динамита мы в ход пускать не будем, - сказал он, - но
многим из этих мерзавцев штрейкбрехеров мы морды разукрасим. Без этого
не обойдется.
- Но ты, Билли, ничего такого делать не будешь, правда?
- Во всяком случае не так, чтобы какой-нибудь подлец мог потом дока-
зать на меня в суде. - Он быстро перешел на другое: - Знаешь, Барри-то
умер. Я не хотел тебе говорить, пока ты совсем не поправишься. Его похо-
ронили на прошлой неделе. А старуха уезжает во Фриско. Она сказала, что
зайдет попрощаться. Первые несколько дней твоей болезни она очень хорошо
за тобой ухаживала, но потом довела Марту Скелтон до белого каления; та
уж и не знала, как от нее отделаться.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
С тех пор как Билл бастовал и часто уходил дежурить в пикетах. Мерсе-
дес уехала и умер Берт, Саксон оказалась в таком одиночестве, которое не
могло не повлиять даже на ее здоровую натуру. Мери тоже уехала, - она
будто бы получила место экономки в другом городе.
Билл мало что мог сделать для Саксон в ее теперешнем состоянии. Он
смутно чувствовал, что она страдает, но не понимал причины и глубины
этих страданий. Его практическая, чисто мужская натура была слишком да-
лека от той душевной драмы, какую переживала она. Он, в лучшем случае,
присутствовал при этой драме как свидетель, - правда, благожелательный
свидетель, но видевший очень мало. Для нее ребенок был живым и реальным;
таким она чувствовала его и до сих пор. В этом и состояла ее мука. Ника-
ким усилием воли не могла она заглушить ощущения гнетущей пустоты. Ре-
альность этого ребенка доводила ее иногда до галлюцинаций. Ей казалось,
что где-то он все же существует и она должна найти его. Она ловила себя
на том, что прислушивается, напрягая слух, к его детскому крику, которо-
го на самом деле не слышала ни разу, но слышала в своем воображении ты-
сячи раз в счастливые месяцы беременности. Дважды она вставала во сне с
постели и бродила, разыскивая его, и просыпалась перед комодом своей ма-
тери, где хранилось приданое ребенка. В такие минуты Саксон говорила се-
бе: "И у меня был когда-то ребенок". Она повторяла это вслух и днем, си-
дя у открытого окна и глядя на игравших ребят.
Однажды, когда она проезжала в трамвае по Восьмой улице, около нее
села молодая мать с лепечущим малышом на руках. И Саксон сказала ей:
- У меня тоже был ребенок. Он умер.
Мать испуганно взглянула на нее и невольно крепче прижала к себе ре-
бенка; но затем выражение ее лица смягчилось, и она ласково сказала:
- Бедненькая!
- Да, - повторила Саксон. - Он умер.
Глаза ее наполнились слезами, но то, что она сказала вслух о своем
горе, принесло ей как бы некоторое облегчение. Весь день потом ее прес-
|
|