вместе с тем холодное презрение. - В древности, когда погребали  великих
людей, с ними вместе зарывали живьем их рабов. Я же, моя дорогая, беру с
собой только свои тряпки!
   - Значит, вы... совсем не боитесь смерти? Ни чуточки?
   Мерседес покачала головой и торжественно ответила:
   - Смерть честна, добра и справедлива. Я не боюсь смерти. Я людей  бо-
юсь и того, как они со мной поступят после моей смерти. Потому-то я  все
и приготовляю заранее. Нет, когда я умру, они меня не получат.
   Саксон была смущена.
   - А на что же вы им будете нужны?
   - Им нужно много мертвецов, - последовал ответ. -  Вы  знаете,  какая
судьба постигает стариков и старух, которых не на что  хоронить?  Их  не
хоронят вовсе. Вот послушайте. Однажды мы стояли перед высокими дверями.
Меня сопровождал профессор - странный человек, которому  следовало  быть
пиратом, или осаждать города, или грабить банки,  но  отнюдь  не  читать
лекции. Стройный, как Дон Жуан, руки стальные... Так же силен был и  его
дух. И он был сумасшедший, как и все мои кавалеры,  чуть-чуть  сумасшед-
ший. "Пойдем, Мерседес, - сказал он, - посмотрим на наших ближних,  про-
никнемся смирением и возвеличимся духом оттого, что мы не похожи на  них
- пока не похожи. А потом поужинаем с особым,  дьявольским  аппетитом  и
выпьем за их здоровье золотого вина, которое засверкает еще жарче  после
всего, что мы видели. Пойдем же. Мерседес".
   Он распахнул двери и, взяв меня за руку, заставил войти. Мы оказались
в печальной компании. На мраморных столах лежали и полусидели,  опираясь
на подпорки, двадцать четыре тела, а множество молодых людей с блестящи-
ми глазами и блестящими ножичками в руках склонились над этими  столами.
При нашем появлении они подняли головы и принялись с  любопытством  меня
разглядывать.
   - Они были мертвы, эти тела? - спросила Саксон с трепетом.
   - Это были трупы бедняков, милочка. "Пойдем, Мерседес, - снова позвал
он меня. - Я покажу вам кое-что, от чего наша радость, что мы живы, ста-
нет еще сильнее". И он повел меня вниз, туда, где находились чаны - чаны
с засолом, милочка. Мне было страшно, но когда я заглянула в них, я  не-
вольно подумала о том, что будет со мной, когда я умру. Мертвецы  лежали
в этих чанах, как свинина в рассоле. В это время сверху потребовали жен-
щину, непременно старуху. И служитель, приставленный к чанам,  стал  вы-
лавливать старуху. Сначала он выудил мужчину... опять пошарил - еще муж-
чина... Он торопился и принялся ворчать. Наконец, он вытащил из этой ка-
ши женщину, и так как, судя по лицу, это была старуха, он остался  дово-
лен.
   - Неправда! Этого не может быть! - закричала Саксон.
   - Я видела все это своими собственными глазами, милочка, и знаю,  что
говорю. И я вам повторяю: не бойтесь кары божьей, - бойтесь только  этих
чанов с рассолом! И когда я стояла и смотрела, а тот,  кто  привел  меня
туда, смотрел на меня и улыбался, и просил, и  завораживал  меня  своими
черными сумасшедшими глазами усталого ученого, - я решила, что  подобная
судьба не может и не должна постичь мою земную  оболочку...  Потому  что
она ведь мила мне - моя оболочка, моя плоть; и была мила многим в  тече-
ние моей жизни. Нет, нет, чаны с рассолом не место для моих губ, знавших
столько поцелуев, не место для моего тела, расточавшего столько любви!
   Мерседес опять приподняла крышку сундука и полюбовалась на свои похо-
ронные наряды.
   - Вот я и приготовила себе все для вечного сна. В этом я буду  лежать
на смертном ложе. Некоторые философы говорят: "Люди знают, что непремен-
но умрут, а все равно не верят этому". Но старики верят. И я верю.
   Вспомните, дорогая, о чанах с рассолом и  не  сердитесь  на  меня  за
большие комиссионные. Чтобы избежать такой участи, я бы ни перед чем  не
остановилась! Украла бы лепту вдовицы, сухую корку сироты, медяки, поло-
женные на глаза умершего!
   - А вы в бога верите? - отрывисто спросила  Саксон,  силясь  сдержать