вдруг стал для нее доступен, она поняла, до какой степени он дорог ей.
   - Ну, скажите же что-нибудь, Саксон. Да или нет, вы должны мне  отве-
тить. Имейте в виду, что я люблю вас. Я черт знает как сильно люблю вас,
Саксон. И это наверно так, раз я прошу вас выйти за меня, я еще ни одной
девушке этого не предлагал.
   Вновь наступило молчание, и Саксон поймала себя на том,  что  всецело
отдается ощущению волнующего тепла под фартуком экипажа, где  их  колени
соприкасались. Когда она поняла, куда ведут эти мысли, она виновато пок-
раснела в темноте.
   - Сколько вам лет. Билли? - спросила она с той внезапной расхолажива-
ющей трезвостью, с какой было сделано и его предложение.
   - Двадцать два, - ответил он.
   - А мне двадцать четыре.
   - Разве я не знаю! Вы сказали, сколько вам было, когда  вы  вышли  из
приюта, сколько времени проработали на фабриках, на консервном заводе, в
прачечной... Что ж, вы думаете, я считать не умею? Конечно, я мог  отга-
дать, сколько вам лет, и чуть ли не день вашего рождения.
   - А все-таки факт остается фактом - я на два года старше вас.
   - Ну и что же? Если бы это имело какое-нибудь значение, я не любил бы
вас, - верно? Ваша мать была совершенно права: очень много значит в жиз-
ни любовь. В этом все дело. Разве вы не видите? Я вас люблю и хочу, что-
бы вы были моей. Ведь это же естественно. Когда я имею дело с  лошадьми,
с собаками, да и с людьми, я вижу, что все, что естественно, правильно и
хорошо. Тут уж ничего не поделаешь. Саксон, вы мне нужны, и, надеюсь,  я
вам тоже. Может быть, у меня не такие нежные руки, как у разных там бух-
галтеров да приказчиков, но эти руки будут работать для вас  и  защищать
вас черт знает как. А главное, Саксон, они будут вас любить.
   Та настороженная враждебность, с какой  Саксон  обычно  относилась  к
мужчинам, на этот раз как будто исчезла. Она не чувствовала необходимос-
ти обороняться. Это была уже не игра. Это было то, о  чем  она  грезила,
чего желала. Перед Биллом она чувствовала себя беззащитной,  и  сознание
этого давало ей глубокую радость. Она ни в чем не  могла  ему  отказать,
даже если бы он вел себя, как остальные. И из этой  потрясшей  ее  мысли
выросла другая, еще более восхитительная: он-то и не будет  вести  себя,
как все.
   Она продолжала молчать. Наконец, под влиянием внезапного порыва,  ох-
ватившего все ее существо, девушка вместо ответа протянула  руку  и  ти-
хонько попыталась оторвать его руку от вожжей. Он не понимал,  чего  она
хочет, но, видя, что она настаивает, забрал вожаки в правую и  предоста-
вил ей левую. Она наклонилась, и ее губы прильнули к мозолям на его  ла-
дони.
   На минуту он ошалел.
   - Ты... в самом деле? - пробормотал он.
   Она опять поцеловала его руку и прошептала:
   - Я люблю твои руки. Билли. Для меня - это самые прекрасные  руки  на
свете, и мне пришлось бы говорить много часов, чтобы рассказать до конца
все, что я к ним чувствую.
   - Стой! - вдруг осадил он лошадей.
   Он успокоил их и обмотал вожаки вокруг кнутовища, потом повернулся  к
Саксон, обнял ее и прижался губами к ее губам.
   - О Билли, я буду тебе хорошей женой, - сказала она, и, когда  он  ее
выпустил, всхлипнула.
   Он поцеловал ее влажные от слез глаза и вновь нашел ее губы.
   - Теперь ты знаешь, о чем я думал во время завтрака и отчего  меня  в
испарину бросало. Я уже не в силах был молчать. Ты ведь мне  понравилась
с первой же минуты, как я тебя увидел.
   - И я полюбила тебя с той самой встречи, помнишь, Билли? И  я  ужасно
весь день тобой гордилась: ты был такой  деликатный,  внимательный  -  и
вместе с тем такой сильный; и я видела, что все мужчины уважают тебя,  а
девушки за тобой бегают. И потом, ты так замечательно дрался с теми тре-