|
ты послушай!
Упавшая женщина, лежа на спине, колотила ногами по полу и выла одно-
образно и непрерывно, точно заводская сирена. Две работницы, подхватив
товарку под руки, поволокли ее вдоль прохода, но она не переставала ко-
лотить ногами и кричать. Дверь открылась, ворвавшийся рев и грохот машин
заглушили шум и крики еще до того, как она захлопнулась. В комнате от
всего этого происшествия остался только едкий запах сожженной ткани.
- Дышать нечем, - сказала Мери.
Потом утюги снова заходили вперед-назад, гладильщицы уже не замедляли
темпа, а старшая мастерица прогуливалась между досками и грозно следила,
не рухнет ли опять кто-нибудь на пол, не сделается ли еще с кем-нибудь
истерика. Иногда то одна, то другая гладильщица останавливалась, чтобы
утереть пот и перевести дыхание, затем снова с отчаянной решимостью бра-
лась за утюг, стараясь наверстать потерянное время.
Длинный летний день кончался, но жара не спадала, и работа продолжа-
лась при ослепительном электрическом свете.
Только около девяти часов работницы начали расходиться по домам. Гора
крахмального кружевного белья почти исчезла, осталось всего несколько
штук на досках, у которых гладильщицы еще заканчивали работу.
Саксон освободилась раньше Мери и перед уходом задержалась у ее дос-
ки.
- Вот и суббота, еще одна неделя прошла, - сказала печально Мери; ее
бледные щеки впали, усталые черные глаза были обведены синими кругами. -
Сколько ты, Саксон, по-твоему, заработала?
- Двенадцать с четвертью, - ответила Саксон не без гордости. - И я бы
заработала еще больше, если бы не эти чертовки крахмальщицы.
- Молодчина! Поздравляю, - отозвалась Мери. - За тобой не угонишься,
у тебя работа прямо кипит в руках. Я заработала всего десять с полови-
ной, а ведь неделя была очень тяжелая... Ну, приходи к поезду в девять
сорок. Да не опоздай. Мы еще успеем погулять до танцев. К вечеру там со-
берется пропасть знакомой молодежи.
Пройдя два квартала, Саксон увидела на углу под электрическим фонарем
группу хулиганов и ускорила шаг. Когда она проходила мимо них, ее лицо
невольно приняло суровое выражение. Она не разобрала слов, сказанных ей
вслед, но догадалась о их смысле по наглому смеху, которым они сопровож-
дались; кровь хлынула ей в лицо, и щеки разгорелись от гнева. Миновав
еще три квартала, она свернула сначала налево, потом направо. Ночь ста-
новилась холоднее. По обе стороны улицы тянулись дома, где жили рабочие,
- ветхие деревянные хибарки с облупившейся штукатуркой. Дома эти отлича-
лись своим убожеством и относительной дешевизной квартир.
Было очень темно, Саксон сразу нашла знакомые покосившиеся ворота, и
их укоризненный скрип, как обычно, приветствовал ее. Она прошла по узкой
дорожке к заднему крыльцу, машинально перешагнула через недостающую сту-
пеньку и вошла в кухню, где слабо мерцал одинокий газовый рожок. Саксон
насколько возможно прибавила света. Комнатка была маленькая, но в ней
царил порядок, ибо для беспорядка здесь стояло слишком мало предметов.
Штукатурка позеленела от частых стирок и вся потрескалась - результат
сильного землетрясения, случившегося прошлой весной. Пол был неровный, с
широкими трещинами, перед печкой он прогорел, и на этом месте был прибит
расплющенный пятигалонный бидон из-под керосина, сложенный вдвое. Ушат,
грязное полотенце на ролике, несколько стульев, деревянный стол - вот и
вся обстановка.
Огрызок яблока хрустнул у нее под ногой, когда она поставила стул к
столу. На протертой клеенке ждал ужин. Саксон попробовала холодную фа-
соль с застывшим салом, но отодвинула ее и намазала маслом ломтик хлеба.
Шаткий пол затрясся от тяжелых медленных шагов, и из внутренней двери
вошла в кухню Сара, женщина средних лет, растрепанная, с отвисшей грудью
и сердитым лицом, которое постоянные заботы избороздили морщинами.
- А, это ты... - пробурчала она вместо привета. - Ужин остыл, ничего
не поделаешь. Ну и денек! Я чуть не умерла от жары. К тому же Гарри
|
|