ты послушай!
   Упавшая женщина, лежа на спине, колотила ногами по полу и выла  одно-
образно и непрерывно, точно заводская сирена. Две  работницы,  подхватив
товарку под руки, поволокли ее вдоль прохода, но она не переставала  ко-
лотить ногами и кричать. Дверь открылась, ворвавшийся рев и грохот машин
заглушили шум и крики еще до того, как она захлопнулась.  В  комнате  от
всего этого происшествия остался только едкий запах сожженной ткани.
   - Дышать нечем, - сказала Мери.
   Потом утюги снова заходили вперед-назад, гладильщицы уже не замедляли
темпа, а старшая мастерица прогуливалась между досками и грозно следила,
не рухнет ли опять кто-нибудь на пол, не сделается ли еще  с  кем-нибудь
истерика. Иногда то одна, то другая гладильщица  останавливалась,  чтобы
утереть пот и перевести дыхание, затем снова с отчаянной решимостью бра-
лась за утюг, стараясь наверстать потерянное время.
   Длинный летний день кончался, но жара не спадала, и работа  продолжа-
лась при ослепительном электрическом свете.
   Только около девяти часов работницы начали расходиться по домам. Гора
крахмального кружевного белья почти исчезла,  осталось  всего  несколько
штук на досках, у которых гладильщицы еще заканчивали работу.
   Саксон освободилась раньше Мери и перед уходом задержалась у ее  дос-
ки.
   - Вот и суббота, еще одна неделя прошла, - сказала печально Мери;  ее
бледные щеки впали, усталые черные глаза были обведены синими кругами. -
Сколько ты, Саксон, по-твоему, заработала?
   - Двенадцать с четвертью, - ответила Саксон не без гордости. - И я бы
заработала еще больше, если бы не эти чертовки крахмальщицы.
   - Молодчина! Поздравляю, - отозвалась Мери. - За тобой не  угонишься,
у тебя работа прямо кипит в руках. Я заработала всего десять  с  полови-
ной, а ведь неделя была очень тяжелая... Ну, приходи к поезду  в  девять
сорок. Да не опоздай. Мы еще успеем погулять до танцев. К вечеру там со-
берется пропасть знакомой молодежи.
   Пройдя два квартала, Саксон увидела на углу под электрическим фонарем
группу хулиганов и ускорила шаг. Когда она проходила мимо них,  ее  лицо
невольно приняло суровое выражение. Она не разобрала слов, сказанных  ей
вслед, но догадалась о их смысле по наглому смеху, которым они сопровож-
дались; кровь хлынула ей в лицо, и щеки разгорелись  от  гнева.  Миновав
еще три квартала, она свернула сначала налево, потом направо. Ночь  ста-
новилась холоднее. По обе стороны улицы тянулись дома, где жили рабочие,
- ветхие деревянные хибарки с облупившейся штукатуркой. Дома эти отлича-
лись своим убожеством и относительной дешевизной квартир.
   Было очень темно, Саксон сразу нашла знакомые покосившиеся ворота,  и
их укоризненный скрип, как обычно, приветствовал ее. Она прошла по узкой
дорожке к заднему крыльцу, машинально перешагнула через недостающую сту-
пеньку и вошла в кухню, где слабо мерцал одинокий газовый рожок.  Саксон
насколько возможно прибавила света. Комнатка была маленькая,  но  в  ней
царил порядок, ибо для беспорядка здесь стояло слишком  мало  предметов.
Штукатурка позеленела от частых стирок и вся  потрескалась  -  результат
сильного землетрясения, случившегося прошлой весной. Пол был неровный, с
широкими трещинами, перед печкой он прогорел, и на этом месте был прибит
расплющенный пятигалонный бидон из-под керосина, сложенный вдвое.  Ушат,
грязное полотенце на ролике, несколько стульев, деревянный стол - вот  и
вся обстановка.
   Огрызок яблока хрустнул у нее под ногой, когда она поставила  стул  к
столу. На протертой клеенке ждал ужин. Саксон попробовала  холодную  фа-
соль с застывшим салом, но отодвинула ее и намазала маслом ломтик хлеба.
   Шаткий пол затрясся от тяжелых медленных шагов, и из внутренней двери
вошла в кухню Сара, женщина средних лет, растрепанная, с отвисшей грудью
и сердитым лицом, которое постоянные заботы избороздили морщинами.
   - А, это ты... - пробурчала она вместо привета. - Ужин остыл,  ничего
не поделаешь. Ну и денек! Я чуть не умерла от  жары.  К  тому  же  Гарри