|
священнодействуем.
Холл опустил камень, издавший глухой стук, на белую массу абелона.
Потом еще и еще, и казалось, это там-там аккомпанирует песне поэта:
Кто любит плов, перепелов,
Еще бы! Ужин тонный,
А мне бы денежки считать,
Смакуя абелоны.
Сойдется ль вдруг знакомых круг,
И крабы там - персоны!
Но все ж милей душе моей
На блюде абелоны!
В морях живут, с волной всплывут
На берег оголенный,
Потом взгрустнут и запоют -
Заплачут абелоны.
Кто любит Джейн, кто тянет джин
На побережье Коней,
Но, черт возьми, в Кармеле мы
Глотаем абелоны!
Он смолк с открытым ртом и занесенным камнем. Послышался шум колес и
чей-то голос, окликавший его сверху - оттуда, куда они отнесли мешки с
ракушками. Он опустил руку, ударил камнем в последний раз и встал.
- Таких строф наберется еще тысячи, - сказал он. - Я очень жалею, что
у меня нет времени разучить их с вами. - Он вытянул руки ладонями вниз.
- А теперь, дети мои, благословляю вас, отныне вы члены Племени Пожира-
телей Абелонов, и я торжественно приказываю вам никогда и ни при каких
обстоятельствах не разбивать мясо абелонов, не распевая при этом священ-
ных слов, которым я вас научил.
- Но нам не запомнить с одного раза все слова, - возразила Саксон.
- Этому горю мы поможем. В следующее воскресенье все Племя Пожирате-
лей Абелонов спустится к вам в бухту Бирса, и вы увидите все наши обряды
и отряды наших поэтов и поэтесс, увидите даже Железного Человека с гла-
зами василиска, известного в просторечье под именем Король Священных
Ящериц.
- А Джим Хэзард будет? - крикнул Билл вслед Холлу, уже исчезнувшему в
кустах.
- Конечно, будет, - отозвался тот. - Разве он не Пещерный Медведь и
Орясина, самый бесстрашный и, после меня, самый древний член Племени По-
жирателей Абелонов?
Саксон и Билл только молча смотрели друг на друга, пока не смолк вда-
ли шум колес.
- Ах, черт меня побери! - наконец, вырвалось у Билла. - Вот это па-
рень! Ничуть не задается. Вроде Джима Хэзарда. Приходит и ведет себя,
как дома, - наше вам! - ты ничем не хуже его, а он ничем не хуже тебя, и
все мы между собой приятели...
- Он тоже из старого племени поселенцев, - сказала Саксон. - Он расс-
казал мне, пока ты раздевался. Его родители попали сюда через Панаму еще
до постройки железной дороги, и из его слов я поняла, что у него денег
сколько хочешь.
- Но он ведет себя совсем не как богач.
- А какой он веселый! - добавила Саксон.
- Настоящий весельчак! И подумать, что он поэт!
- Не знаю, правда ли, но я слыхала, что многие поэты ужасные чудаки.
- Да, это правда. Я вспоминаю. Взять хотя бы Хоакина Миллера - он жи-
вет в горах за Фрутвейлом. Конечно, он чудак. Помнишь, как раз возле его
ранчо я сделал тебе предложение... Но все-таки я думал, что поэты носят
бакенбарды и очки, и не могут давать бегунам подножку на воскресных гу-
ляньях, и не ходят в таком голом виде, как только можно, не нарушая за-
кона, и не собирают раковин, и не лазают по скалам, точно козы.
В эту ночь, ледка под одеялом, Саксон никак не могла уснуть; она
|
|