- Я ведь предупреждала тебя! - начала она свою атаку. - Этого ты  от-
рицать не можешь. Я всегда говорила, что он негодяй, хулиган, что  место
ему только в тюрьме. У меня душа ушла в пятки, когда я  узнала,  что  ты
хороводишься с боксером. И я тебе тогда же прямо сказала. Так нет! Ты  и
слушать не хотела! Как же! С твоими фанабериями да с дюжиной туфель, ка-
ких не бывает ни у одной порядочной женщины! Но ведь тебе  нельзя  слова
сказать! И я тогда же предупредила Тома: "Ну, говорю, теперь Саксон  по-
гибла!" Вот этими самыми словами! Коготок увяз,  всей  птичке  пропасть!
Почему ты не вышла за Чарли Лонга? Хоть семью-то не позорила бы! И  пом-
ни, это только начало! Только начало! Чем он кончит -  одному  богу  из-
вестно! Он еще убьет кого-нибудь, этот твой негодяй. Ты  дождешься,  что
его повесят! Погоди! Придет время, вспомнишь мои слова.  Как  постелешь,
так и поспишь!
   - Лучшей постели у меня никогда не было! - возразила Саксон.
   - Да уж конечно, конечно! - издевалась Сара.
   - Я не променяла бы ее на королевское ложе, - прибавила молодая  жен-
щина.
   - Все равно каторжник, как ни защищай! - продолжала кипятиться Сара.
   - Ничего, теперь это модно! - беспечно возразила Саксон. -  С  каждым
может приключиться. Ведь Том, кажется, тоже был  арестован  на  каком-то
уличном митинге социалистов? Теперь не шутка попасть в тюрьму!..
   Напоминание о Томе достигло цели.
   - Но Тома оправдали, - поспешно отозвалась Сара.
   - Все равно он провел ночь в тюрьме, даже на поруки не отпустили.
   На это Саре возразить было нечего, и она, по своему обыкновению,  по-
вела атаку с другой стороны:
   - Тоже, хороша эта история с кочегаром! Есть с чем поздравить  особу,
воспитанную так деликатно, как ты! Спутаться с жильцом!
   - Кто смеет это говорить? - вспылила Саксон, но  тотчас  же  овладела
собой.
   - Ну, есть вещи, которые даже слепой увидит! Жилец, молодая  женщина,
потерявшая всякое уважение к себе, и муж - боксер!.. Спрашивается, из-за
чего же они могли подраться?
   - Мало ли из-за чего ссорятся добрые  супруги,  -  лукаво  улыбнулась
Саксон.
   Сара онемела и в первую минуту даже не нашлась, что ответить.
   - Я хочу, чтобы ты поняла меня, - продолжала Саксон. - Женщина должна
гордиться, если из-за нее дерутся мужчины. И я  горжусь!  Слышишь?  Гор-
жусь! Так и скажи! Всем своим соседям скажи! Я  не  корова.  Я  нравлюсь
мужчинам. Мужчины из-за меня дерутся! Идут в тюрьму  из-за  меня!  Зачем
женщине и жить на свете, как не для того, чтобы  нравиться  мужчинам?  А
теперь ступай, Сара! Ступай и расскажи всем о том, что "увидит даже сле-
пой"... Поди и скажи, что Билл каторжник, а я дурная женщина, за которой
гоняются все мужчины. Кричи об этом на  всех  перекрестках,  желаю  тебе
удачи... Но из моего дома уходи. И чтобы твоей ноги здесь больше не  бы-
ло! Ты слишком порядочная женщина, и тебе у нас не место! Ты можешь  ис-
портить свою репутацию! Подумай о своих детях. Уходи!
   Только когда пораженная и возмущенная Сара ушла, Саксон бросилась  на
постель и судорожно разрыдалась. До сих пор ей было стыдно только  отто-
го, что Билл так грубо и несправедливо обошелся с их жильцом, но  теперь
она поняла, как смотрят на дело посторонние. Ей самой и в голову не при-
ходило такое объяснение. Она была уверена, что ничего подобного не  при-
ходило в голову и Биллу. Она знала его отношение к этому вопросу: он  не
хотел пускать жильца из гордости, чтобы не обременять жену лишней  рабо-
той; только нужда заставила его согласиться. И, оглядываясь назад,  Сак-
сон вспомнила, что с трудом уговорила его пустить кочегара.
   Но все это не меняло точки зрения соседей и  всех,  кто  ее  знал.  И
здесь опять-таки виноват Билл. Положение,  в  которое  он  ее  поставил,
ужаснее, чем все его проступки. Теперь она никому не сможет  смотреть  в
глаза. Правда, и Мэгги Донэхью и миссис Олсен были к ней очень добры. Но