|
поплывет с ними.
- Захотел бы остепениться, я б его взял возчиком, - сказал супруг, но
в голосе не было и намека на благожелательность. - Том взял расчет.
На лице жены отразились тревога и недоумение.
- Сегодня, вечером ушел. Нанялся к Карузерам. Они будут ему платить
больше, мне это не по карману.
- Говорила я тебе, уйдет он, - воскликнула жена. - Ты мало ему пла-
тил, он больше стоит.
- Потише у меня, - взъелся Хиггинботем. - Тыщу раз тебе говорил, не
суйся в мои дела. Дождешься у меня.
- Мне все равно, - она шмыгнула носом. - Том был хороший парнишка.
Супруг свирепо поглядел на нее. Совсем от рук отбилась.
- Не был бы твой братец бездельником, я взял бы его возчиком, - про-
ворчал он.
- За стол и жилье он плати, - возразила она. - И он мне брат, и ниче-
го тебе пока что не задолжал, какое у тебя право бесперечь к нему цеп-
ляться. Я ведь тоже не бесчувственная, хоть и прожила с тобой семь лет.
- А сказала ему, пускай бросает читать за полночь, не то будешь брать
с него за газ? - спросил Хиггинботем.
Жена не ответила. Бунтарский дух ее сник, задавленный в глубине уста-
лой плоти. Муж торжествовал. Победа осталась за ним. Глаза блеснули, с
наслаждением он слушал, как она хлюпает носом. Он упивался, унижая ее,
унизить ее теперь куда легче, чем бывало в первые годы супружества, пока
орава детворы и вечные мужнины придирки не измотали ее вконец.
- Ну, скажешь завтра, только и делов, - продолжал Хиггинботем. - И
вот что, пока не забыл, пошли-ка завтра за Мэриан, пускай посидит с де-
тишками. Тома-то нет, придется самому стать за возчика, а ты, имей в ви-
ду, будешь заместо меня в лавке.
- Так ведь завтра у меня стирка, - слабо возразила жена.
- Тогда встань пораньше и сперва постирай. Я до десяти не выеду.
Он злобно зашуршал газетой и опять принялся читать.
Глава 4
Мартин Иден у которого от стычки с зятем все кипело внутри, ощупью
пробрался по темному коридору и вошел к себе в крохотную каморку для
прислуги, где только и умещались кровать, умывальник да стул. Мистер
Хиггинботем из скаредности прислугу не держал - жена и сама справится. К
тому же комната прислуги позволяла пускать не одного, а двух квартиран-
тов. Мартин положил Суинберна и Браунинга на стул, снял пиджак и сел на
кровать. Пружины одышливо заскрипели под ним, но он не обратил на это
внимания. Начал было снимать башмаки, но вдруг уперся взглядом в стену
напротив, где на белой штукатурке проступали длинные грязно-бурые пятна
- следы протекшего сквозь крышу дождя, и увидел: на этом нечистом фоне
то плывут, то вспыхивают видения. Он забыл про башмаки, и смотрел дол-
го-долго, потом губы его дрогнули и он шепнул: "Руфь! "
"Руфь!" Он и помыслить не мог, что обыкновенный звук может быть так
прекрасен. Имя это ласкало слух, и Мартин упоенно повторял его: "Руфь!"
То был талисман, волшебное слово, заклинанье. Стоит прошептать его - и
вот уже перед ним мерцает ее лицо, золотым сияньем заливает грязную сте-
ну. И не только стену. Оно уплывает в бесконечность, и душа устремляется
за ним в эти золотые глубины на поиск ее души. Все лучшее, что было в
Мартине, изливалось великолепным потоком. Уже одна мысль о ней облагора-
живала и очищала его, делала лучше и рождала желание стать лучше. Это
было ново. Никогда еще не встречал он женщину, рядом с которой стал бы
лучше. Наоборот, все они будили в нем животное. Он этого и не подозре-
вал, но как ни жалок был их дар, многие отдали ему лучшее, что в них бы-
ло. Никогда не задумываясь о самом себе, он не догадывался, что есть в
нем что-то, пробуждающее любовь в женских сердцах, - и потому их так к
нему влечет. Женщины часто его добивались, сам же он ничуть их не доби-
|
|